Дикие эльфы и прочие жители Великого Леса, что были его тайными союзниками, захватили Истмарк и святой город Брогенхейм, и жестоко расправились с местными слугами Предвечного Света.
Мало было этих бед – Предвечный Свет и Дева-Мать в мудрости своей продолжали испытывать праведный мир, и в год 985 предводитель полуорков анн-Гор захватил весь юго-восток Благослвенного королевства.
Словно врата Лабиринта Тьмы растворились, извергая потоки демонов—полуорков, диких лесных эльфов и гоблинов из Серых Топей. Повсеместно уничтожали они города и деревни, разрушали храмы и оскверняли святыни.
День за днем приближался мир к концу тысячелетия, с каждой новой смертью становился ближе ко дню Великой Битвы.
В том же году, в середине лета, убийца, поименованный Ормульв Рыжий, разграбил и спалил обитель Святой Хранительницы Итенель. Мог ли он знать, что сим богопротивным деянием ввергает в водоворот грешных страстей человеческих существо столь малое, сколь и незаметное в суетном мире? Разумеется, нет.
Как не знало о том и само это существо в сей водоворот ввергаемое».
* * *
В тот страшный час уберегли Астейн от верной смерти ветви орешника, за которыми она отправилась, едва ощутила прохладу подступающего вечера. Узнай настоятельница Лута, зачем они понадобились, то долго бы пришлось послушнице читать покаянные молитвы – использование рун для предсказания судьбы не согласуется с заветами Девы-Матери. И хотя не стала она тогда еще монашкой, но нарушать законы обители никому не дозволено. Слишком частые тайные выходы в рощу, где они с сестрой Оск предавались этому греховному занятию, привели к тому, что в один прекрасный день девицы не досчиталась нескольких дощечек.
С раннего детства лес внушал Астейн глубокое чувство покоя, а покой исстрадавшейся душе был необходим, ведь в те дни она не испытывала уверенности в том, что хочет посвятить себя служению Предвечному Свету. Сотни неясных противоречивых мыслей заволокли голову, будто утренний туман – речные берега. Очнулась она лишь, когда лес погрузился в прозрачный сумрак, а иссиня-черное небо расцветили алые и пурпурные всполохи заката. Вечерняя роса после знойного дня приятно холодила ступни. Остаться ночью в лесу девушка не боялась, но причинять лишнее беспокойство сестрам не хотела, потому и поспешила вернуться.
Сквозь плотный частокол невеселых мыслей о собственной судьбе внезапно прорвались полные ужаса крики. Там, где между деревьями уже угадывались очертания деревянных стен обители, бешено скакали языки пламени.
Подернутые дымкой забвения воспоминания об отце Балдреде и шести сгоревших заживо монахах предстали перед внутренним взором с пугающей ясностью и покрыли на миг омертвевшее тело липким потом. Мысль о пожаре заставила броситься напролом через кустарник. Однако на краю леса неведомая сила удержала ее: там, у обители, освещенные пляшущим огнем, метались вовсе не сестры в сутанах. Астейн видела высоких вооруженных мужчин, слышала их гортанный говор и хриплый смех.
Девушке выросшей в северном краю прекрасно ведомо, чем промышляют ее соплеменники испокон веков, наводя ужас на прибрежное население. Времена менялись, все меньше оставалось кровавых Морских властителей, знатных своими набегами. Еще недавно ее собственный отец участвовал в таких походах, о чем любил вспоминать в долгие зимние вечера. Старые традиции умирали, и все больше эти дружины напоминали разбойничьи шайки, сколоченные не только из северян-нордеров, но и из диких эльфов, и, даже, степняков, в чьих жилах текла орочья кровь. Набеги продолжались, но мудрые утверждали – то агония старого мира. Поговаривали, будто сын короля южных нордеров Хенделана, Рэвдан Белобородый, поощрял грабительские походы, призывая своих родичей вернуть славу былых дней, когда и северные и южные нордеры жили грабежом купеческих кораблей да богатых торговых городов. Хенделан Лис, сторонник в большей степени хитрой дипломатии, обрел в лице собственного сына смертельного врага.
Астейн плохо разбиралась в политике и никогда не представляла, что сама может стать жертвой подобного набега. Тем более, в родных землях.
Страха не было, лишь тупая боль сдавила грудь: проклятая дочь Ингвальда вновь превращается в бездомную скиталицу. Ярость – вот чувство, едва не вытолкнувшее послушницу из леса на верную смерть. Невероятным усилием воли сдержала девушка движение ног, понимая, что ничем не может помочь сестрам.
Сердце обливалось кровью: Астейн видела, как два рыжих демона тащат за ноги матушку Луту, и накидка за накидкой сползают с нее, цепляясь за острые камни. И вот уже «мудрая сова» превращается в маленькую испуганную старушку. С перекошенным от ужаса лицом из объятой пламенем обители выскочила сестра Оск. Однажды ей повезло, но теперь все было иначе – два утробно хохочущих полуорка повалили юную монахиню на землю. Чудом Оск удалось вырваться – серебром сверкнул кинжал в маленькой руке и в когтистых лапах истекающих слюной чудовищ остались лишь обрывки сутаны. Увы, евушка не успела сделать и нескольких шагов, как вновь была погребена под разгоряченными телами преследователей. Рядом продолжала хрипло взывать к милосердной Деве-Матери истекающая кровью настоятельница. В языках пламени сверкнул широкий меч. В следующий миг он хищной молнией обрушился на старушку. Астейн едва удержалась от крика, и поспешила отступить в глубь леса.
Глядя на беснующийся огонь, сдерживая испепеляющую ярость и рвущиеся из груди рыдания, девушка едва не пропустила легкую поступь Смерти за спиной. Тело пришло в движение раньше, чем разум осознал происходящее: она резко развернулась и отпрыгнула в сторону. Длинноволосый увалень поскользнулся на мокрой от вечерней росы траве в тщетной попытке схватить верткую девицу. Это ничуть не смутило его: ухмыляясь – испуганная послушница виделась ему столь легкой добычей! – он надвигался, широко расставив руки, словно желая обнять. Грубая, чуть зеленоватая кожа и злобные раскосые глаза с красными зрачками выдавали гнилую орочью кровь.
Тело все решало само. Прутья орешника были отброшены, правая рука сделала резкий выпад и остро наточенный кинжал, – подарок отца, омытый в семи священных водах и заговоренный от всякого зла, – хищно блеснул в лучах заходящего солнца и погрузился в потную волосатую плоть.
Астейн поняла, что происходит, лишь в тот момент, когда по руке полилась теплая кровь, а полуорк недоуменно воззрился на нее.
– Это последнее удивление в твоей жизни, – словно сплюнула она напоследок, прежде чем выдернуть кинжал и уйти в чащу.
Напоенный ночными ароматами лес принял плачущую девушку в ласковые объятия, но утешить не смог. Отчаяние затопило душу, словно река в половодье. Слезы сдавили горло судорогой, а в памяти всплывала легенда про Вечную Странницу. В голове царила совершеннейшая путаница – кто карает ее? Хозяйка Леса и духи предков, от которых отступила, или Предвечный Свет Верхних земель, которому не открыла душу? Строптивая девица пошла против слова отца и предала семью – могла ли она избегнуть справедливой расплаты? Оттирая сочной травой чужую кровь, Астейн ощущала лишь безмерную усталость.
* * *
Сколько скрывал ее лес, девушка так никогда и не узнала. Может пару дней, а может и гораздо больше. Дорога к ближайшему хутору была ей прекрасно известна, только откуда взять сил и смелости вновь увидеть людей и отвечать на вопросы? Лес заботливо утешал и врачевал душевные раны.
В первую ночь она свернулась клубком в мшистой кочке и разрыдалась. Ей не хватало сильных рук Ульвейна, его нежной улыбки и агатовых смеющихся глаз. В тот миг жгучая тоска острым ножом резала Астейн на маленькие кусочки, заставляя беззвучно рыдать и корчиться от боли. В лесной чаще, на зыбкой грани дня и ночи, изгнанница снова и снова взывала к медноволосому эльфу и до боли в глазах вглядывалась в сплетение ветвей в безумном стремлении узреть черты милого лица.
Устав от рыданий, она заснула в объятиях корней на мягком мху. Сон оказался тревожным и не глубоким, а инстинкты были обострены до крайности. Астейн сжалась от ощущения чужого присутствия и, не открывая глаз, потянулась за кинжалом. Когда же изготовилась нанести удар и распахнула веки, то увидела стройных златовласых созданий в белых, словно из паутины сотканных одеждах. Светлые эльфы склонили над ней солнечные лики. Исходило от них бесконечное тепло и участие. Мокрого от слез лица коснулось дыхание – сладкий аромат ночных цветов.
– Вот мы и нашли тебя, Астейн, дочь Ингвальда.
– Зачем понадобилась несостоявшаяся монахиня светлым эльфам? – Попытка отвести взгляд от прекрасных ликов ни к чему не привела.
– Уж не собралась ли ты умереть в нашем лесу, милая Астейн? – Улыбнулся один из незнакомцев.
